Как безыдейность молодого поколения мешает демографическому росту, удастся ли нам сохранить культурную идентичность в условиях растущих миграционных потоков и что не так в нашей стране с образованием — обо всем об этом мы поговорили с доктором биологических наук Марией Ведуновой.
— Что мешает демографическому росту в России?
— Наша молодежь абсолютно потеряна и безвекторна: она не знает, зачем живет. Мои осознанные детство и юность прошли в девяностые, это было непростое время, в которое проблемами подрастающего поколения занимались крайне мало.
Когда молодые люди, рожденные после 2000 года, говорят мне: «Нам кажется, что наше поколение не нужно». Я отвечаю: «Ребят, стоп, как не нужно?! Вы посмотрите: фонды всякие, какие-то школы, бесконечные программы, развитие молодежи, спорт, наука — всё что угодно! Всё для вас! Если вы считаете, что вы не нужны, то нас, рожденных в 90-х, согласно вашей логике, вообще выкинули при рождении».
— Тогда откуда у них такое ощущение?
— Нет общей национальной идеи. Некуда вместе идти и нечего добиваться. И мы очень быстро погрузились вот в этот мир материального блага. Нам говорят: мы не хотим рожать, у нас нет квартиры. А когда нужна была квартира, чтобы родить детей? Наши бабушки рожали, наши мамы рожали, мы рожали. Редко у кого было свое полноценное жилье, когда тебе 20 с небольшим. Миллионы историй можно рассказать о том, как засыпали на стуле, потому что работали на трех работах, как жили в маленькой комнатке, потому что ни о какой квартире не могли мечтать. Сейчас у молодежи есть всё, но нет самого главного — идеи. Ощущения нужности себя в этом мире.
Обратите внимание, сегодня прирост населения или хотя бы сохранение его численности идет только за счет притока новых граждан из ближнего, в основном юго-восточного, зарубежья. Именно они наиболее активны и в репродуктивном плане: в больших городах уже многие школы наполовину, а то и на две трети, укомплектованы детьми мигрантов.
— Но почему так сложилось?
— Они же не просто так здесь появляются. Давайте честно. Они появляются здесь потому, что для них есть работа. Для кого-то малооплачиваемая, для кого-то получше, а для тех, кто получает российское образование – уже сильно получше. Но мы же не просто так их пускаем мести улицы, строить дома, дороги… А потому что наши глубокоуважаемые коренные соотечественники не хотят этого делать. Ни в каком виде. Даже, когда им предлагают повышенный уровень зарплат. Почему мигрант может прожить на эти деньги, а гражданин Российской Федерации – нет? Что, мигранту нужно меньше биомассы для еды? Или он может вечером телепортироваться в свою квартиру в Таджикистане? Нет. У него все проблемы точно те же, что и у граждан России.
— С одной стороны — неактивная своя молодежь, с другой — активные мигранты… Возможно ли сохранить культурную идентичность страны в условиях демографического кризиса и при растущей миграционной экспансии?
— В той ситуации, в которой мы сейчас находимся, увы, скорее, нет. Слишком много уже мигрантов и слишком быстро эти потоки растут. Мы слишком разные: это люди с в корне другой идеологией и культурным кодом. У них абсолютно другое восприятие реальности, просто потому что они приверженцы другой культуры. И я не думаю, что сейчас есть варианты, при которых мы смогли бы должным образом ассимилировать такой миграционный поток.
— То есть России, как национально-культурной общности, нужно готовиться к исчезновению, и шансов нет?
— Нужно готовиться к тому, что мы очень сильно изменимся.
— Только ли из-за мигрантов? Что еще способствует тому, что мы меняемся?
— На человека, который попадает в социум, действуют два важных фактора. Это семья — там наши якоря, мы там проводим большую часть времени (о том как воспитать детей, чтобы они были ориентированы на семейные ценности и на продолжение рода, как преломить тренд на малодетность мы с вами уже говорили). И это школа, в которой закладываются основы понимания себя в этом мире с точки зрения большого мира. То есть я — часть этой страны, я — часть этого социума, я — часть этой культуры. Это идет именно из школы. Для нашей страны образование такой же важный ресурс, как нефть и газ.
— А чего именно в образовании не хватает?
— Мы, к большому сожалению, ушли от того образования, которое растило человека с нестандартным мышлением, возможностью реализации концептуальных подходов. Как бы это странно ни звучало, но когда в школах массово появился такой фонд оценочных средств как тест, то есть вопрос с готовыми вариантами ответа, мы с вами полностью исключили возможность появления в стране большого количества людей, способных мыслить.
Кажется, какая глупость, что такого? Какая разница, как оценивать знания. А всё очень просто. Сама жизнь нам ставит вопросы без ответов. И когда вы задаете человеку вопрос, он вынужден искать на него ответ. Это значит, что нейронные сети, которые есть в головном мозге, будут прорабатывать очень много вариантов. Особенно это касается ситуации «как не получить двойку». У нас же большая часть школьников не стремятся к медалям, для них главная задача — не получить «пару». И чтобы не ругали. А лучше получить «четыре». И естественный, не тестовый принцип поиска ответа, побуждает к формированию нейронных сетей и развитию такой тривиальной вещи, как интеллект.
Тесты привели к тому, что наши дети разучились формулировать свои мысли. Хоть в письменном, хоть в устном виде. А это, на самом деле, очень важная когнитивная функция — способность изложить то, что ты думаешь, хоть в двух предложениях, хоть в связанном тексте на 20 страниц. Всё это очень быстро сказалось на уровне образования. Сейчас много разговоров о том, что задачки по физике, математике, которые решали школьники в 1950-80-е годы и сегодня, — это абсолютно разный уровень. И, к сожалению, это — правда.
— Какие еще образовательные проблемы вы видите?
— Отсутствие системности — это самая большая проблема образования. Когда я смотрю на высшую школу, когда я смотрю на новомодные образовательные программы, я понимаю, что это просто ужас. Люди идут в вузы с красивыми табличками на программы с красивыми названиями, а там нет самого главного — системы. Образование — это система. Сейчас так много информации, она так легкодоступна, что ее количество точно не имеет значения. Имеет значение только одно: будет в головах студентов система или ее не будет. Если будет система, человек найдет любые знания. Даже из другой профессиональной области. Ведь что такое хорошее, тем более естественно-научное, образование? Это возможность решить любую задачу.
Опять же, обращаясь к истории нашей страны, вспомним 90-е. Кто возглавлял банки, заводы, крупные компании, кто был в авангарде политики? Это люди, которые были физиками, радиофизиками, химиками, выпускники технических вузов. Когда у человека в голове есть система, он может легко адаптироваться. К сожалению, сейчас бóльшая часть даже высшего образования, особенно в части новомодных программ, этому главному требованию не соответствует. И это большая проблема.
Мария Ведунова, доктор биологических наук, профессор Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского