Олег Скляров — один из первых «Учителей года» Москвы (1999), получивший премию за гуманизацию образования. Сегодня Олег Николаевич преподает в Свято-Тихоновском православном университете и с высоты своего опыта может оценить современные образовательные процессы. Как услышать ученика? Чем страшен ЕГЭ? Как избежать профессионального выгорания? Об этом наш разговор.
Олег Николаевич Скляров, доктор филологических наук, профессор кафедры славянской филологии ПСТГУ.
Гуманизация — не за счет специальных программ
— Сейчас много говорят о гуманизации образования, а вы получили эту номинацию еще в 1999 году. Это было какое-то определенное направление вашей деятельности?
— В профессии я всегда старался идти от человека. В ту пору это проявлялось скорее стихийно. Видимо, человеческое измерение в преподавании каким-то естественным образом соответствовало моим природным наклонностям. Сейчас могу сказать, что это мое осознанное кредо.
— В чем оно заключается?
— В том, что личностный контакт я ставлю выше, чем формальный набор знаний. Это то ценное, чем я больше всего дорожу: человеческая близость, дружба, возникающая между педагогом и учеником. «Магнитное поле» взаимного интереса, живой диалог, который хочется продолжать и после того, как обучение завершилось.
— Мне кажется, что современное образование во многом продвигается противоположным курсом, то есть стремится скорее к формальному результату, чем к живому контакту. А ученикам важно, чтобы их не отстраняли, чтобы они шли в школу к близкому человеку.
— Абсолютно с вами согласен, но этого нельзя добиться какими-то специальными программами. Дети ведь далеко не со всяким учителем пойдут на сближение. Тут дело не в методической стратегии, а в личностных качествах педагога, в его способности установить живую связь. Я не знаю, как этого добиться системным образом, ведь «нам сочувствие дается, как нам дается благодать».
В одном уверен: надо всегда быть собой. И быть живым — то есть открытым, гибким, способным удивляться, не бояться нового, испытывать и выражать эмоции, быть готовым ко всяким неожиданностям.
О призвании и внешнем успехе
— Вы были совсем молодым, когда получили звание «Учитель года». Как это вы восприняли? Это серьезная оценка деятельности…
— Признаться, я отношусь к этому достижению с некоторым юмором. В то время у нас была масса житейских, материальных проблем, и многие вещи мы делали, как иногда говорят, «не приходя в сознание». Тем не менее конкурс стал для меня своего рода вызовом, и какую-то важную часть души я в него вложил. Можно назвать это знаком, указывающим на верно угаданное призвание… Если до этого у меня были какие-то сомнения в выбранной профессии, то тут я получил определенный опыт успеха и ощутил себя на своем месте. Понял, что это мое.
— А есть разница между просто «быть хорошим учителем» и быть «Учителем года»? Между тем, что ты делаешь, и тем, что ты показываешь?
— Знаете, мне абсолютно не близко стремление к демонстративности, каким-то достижениям, рекордам. Не от какого-то особенного «смирения», а просто в силу темперамента. Я более склонен незаметно, потихонечку и на совесть делать свое дело. Впрочем, это не означает желания что-то «прятать». Мне всегда есть что показать. И я рад всем, кто проявляет интерес к моему опыту. Победа в том конкурсе — уже весьма давнее для меня достижение. Гораздо интереснее и актуальнее то, что происходит сейчас. После конкурса были и докторская диссертация, и написание книг, и многое другое.
Накопилась усталость
— В 2004 году вы ушли из средней школы в высшую, причем ваша школьная карьера была на взлете. Чем был вызван этот переход?
— Я тогда не ушел, но сократил школьную нагрузку, добавив вузовскую. Почему? С одной стороны, сказались мои юношеские мечты заниматься серьезным литературоведением, наукой. С другой стороны, накопилась определенная усталость от школьной нагрузки, возможно, то, что называют выгоранием. В психологическом плане в школе работать намного труднее, школа забирает гораздо больше сил. Требует всего человека, целиком, а не только каких-то отдельных компетенций. А лучшее средство от «выгорания» — это продолжать расти, развиваться, искать новые пути.
— Тяжело было совмещать школьное и вузовское преподавание?
— Конечно. И сложность не только в том, что устаешь. Когда ты перегружен, но при этом у тебя есть определенный опыт и какие-то накатанные ходы, возникает большой соблазн — одеться в броню этого опыта. Как говорят педагоги, использовать «консервы», которые могут тебя выручить в любой момент и позволяют сэкономить время на подготовке к урокам. Ситуативно это выручает, но в долгосрочной перспективе способно сыграть злую шутку с преподавателем.
— В чем здесь может быть ловушка, объясните?
— Ты приходишь в класс и проводишь урок литературы по какой-то хорошо известной тебе теме. Ты всё знаешь назубок и вольно или невольно начинаешь подгонять ход урока под прежние сценарии. И если происходят какие-то отклонения от сценария, если ребенок говорит что-то, не вписывающееся в план, — ты начинаешь реплики этого ученика либо игнорировать, либо не знаешь, что с ними делать, и инстинктивно продолжаешь подгонять ход урока под те известные результаты, которых ты однажды достиг. В конце концов это приводит к тому, что ты перестаешь слышать детей. Это может стать очень серьезной проблемой, на мой взгляд.
ЕГЭ: а есть ли проблема?
— Видите ли вы сегодня проблему в единых государственных экзаменах и какую?
— Я не вижу в формате ЕГЭ большой беды. Например, формат ЕГЭ по литературе вполне позволяет ребенку проявить себя. И утверждения, что сочинение было лучше и напрасно мы от него отказались, мне не очень близки. Структура ЕГЭ включает в себя написание эссе, поэтому ничто не мешает школьнику показать себя и в этом жанре тоже.
Все недостатки формата ЕГЭ начинаются на стадии его практического воплощения: методические недоработки, содержательные изъяны, коряво или невнятно сформулированные задания. А главное — бездушный, схоластический подход к словесности, мертвый схематизм. Такой подход культивирует в детях плоское, поверхностное мышление. Думаю, это как раз та сторона, которая нуждается в совершенствовании. Здесь есть над чем работать.
— Но, кажется, «подготовка к ЕГЭ» ничего не имеет общего с той гуманизацией, о которой мы говорили.
— Беда в том, что подготовка к экзамену превращается в рутинное, изнурительное дело, где от великой тайны литературы, от ее эстетической глубины почти ничего не остается. Стоит почитать пособия, справочники, которые сейчас предлагаются выпускникам, а точнее модели разбора и интерпретации произведений, которые предлагают составители этих пособий, — и становится очень грустно. Ведь это мало чем отличается от казенных советских подходов. Эти подходы поразительно архаичны, они непоправимо отстали от современности, давно не адекватны современному пониманию искусства. А ведь литература — это вид искусства.
Ребенку, как раньше, предлагается усвоить некоторую готовую схему, вызубрить ее… и весь огромный, загадочный объем литературного текста улетучивается, от него ничего не остается.
— Сегодня большое внимание уделяется воспитанию в школьниках навыков Soft Skills. Как вы считаете, гибкие навыки связаны с навыком диалога или это разные категории?
— Гибкие навыки (Soft Skills) сами по себе являются универсальными способностями, которые делают человека устойчивее, сильнее, живее, жизнеспособнее. И уже, как следствие, могут косвенно усилить его способности к диалогичности. Ведь ригидность, заштампованность сознания, непробиваемый монологизм — злейшие враги учителя-словесника, они делают его фактически профнепригодным.
— Как бы вы сформулировали миссию учителя?
— Как раз недавно мы говорили с коллегами о том, что менторские функции педагога-словесника уходят в прошлое. Для меня преподавание литературы всё больше превращается в «интеллектуальную исповедь». Не проповедь, а исповедь. Так же как настоящая литература по сути своей не дидактична, а исповедальна.
«Миссия» — это очень громкое понятие, я обычно в таких категориях не мыслю. Мой индивидуальный опыт говорит, что задача учителя в том, чтобы поделиться вот этим опытом — но не в модусе «истины в последней инстанции», не в качестве того, что надо «выучить», а в качестве приглашения к совместному размышлению и поиску.
Максимум, на что я способен, — дать почувствовать детям, что есть невероятно интересный мир литературы, который заслуживает того, чтобы захотеть к нему приобщиться. Дать почувствовать детям, что для них возможна необычайно увлекательная жизнь в этом мире. Дать живой пример такой насыщенной интеллектуально-эстетической жизни и показать, как это происходит у меня и у других.
От моей личной увлеченности, наполненности — если она есть — будет исходить какой-то «ток», который сможет стать вдохновительным для учеников. Происходит непроизвольное вовлечение учащихся в это «магнитное поле», где они становятся не «дублерами» учителя, а самими собой. Находят себя, загораются, как свечка от свечки, и идут своим путем.
Что они будут потом делать с этим огнем, как они будут его расходовать, смогут ли они его поддержать — зависит от них.
Беседовала Полина Осокина