Повышение квалификации
Учительская

Больничные клоуны спешат на помощь

Больничные клоуны спешат на помощь

Очень трудно найти ребенка, который не любил бы цирк. И клоунов. Но есть дети, которые не могут прийти в цирк. И не смогут еще очень долго, а может и никогда. И вот тогда цирк в лице больничных клоунов приходит к ним, потому что эти клоуны тоже очень любят детей, а их сердца полны состраданием и стремлением помочь. О целебном эффекте клоунского труда мы попросили рассказать одного из руководителей АНО «Больничные клоуны» Илью Смирнова.

Илья Смирнов, выпускник (а впоследствии и преподаватель) театрального училища им. Щепкина, актер МТЮЗ

— Илья, расскажите, с чего все началось, как клоуны пришли в больницы к детям?

— Все началось с врачей несколько десятилетий назад. В Америке был такой доктор Адамс, который понял, что эмоциональная составляющая людей, которые столкнулись с тяжелым заболеванием, иногда намного важнее, чем медикаментозный способ лечения. И он пришел в клинику, надев клоунский нос и сбросив с себя официальный образ врача, сблизился с пациентами и стал для них неформальным другом. Такой подход вызывал довольно много сопротивления в медицинской среде, но появились исследования эффективности этого метода и постепенно он начал развиваться, шагать по миру. А в 2010-х годах наконец-то дошел и до России. Случилось это благодаря Константину Седову, который встал у истоков больничной клоунады в нашей стране, основав, в том числе и нашу организацию.

— Это были профессиональные цирковые артисты, которые решили помогать детям или это были энтузиасты, которые хотели помогать детям, и вдруг решили стать клоунами?

— Есть волонтерские организации, где просто хорошие, добрые люди хотят помочь пациентам с тяжелыми заболеваниями, которые вынуждены долго находиться в клиниках. Они ходят к ним в костюмах клоунов — не очень понятно, насколько это эффективно, но в любом случае, какую-то хорошую эмоцию они дарят. Но все-таки называть это больничной клоунадой не совсем правильно. Больничный же клоун — это все-таки наличие профессионального актерского образования. В основном, это выпускники не цирковых, а театральных училищ, настоящие драматические артисты. Потому что в нашей истории важнее то, как клоун общается. И уже потом эти люди дополнительно проходят обучение больничной клоунаде.

— А где этому можно научиться?

— Иногда, когда в этом есть необходимость, мы сами открываем такую школу. Выпускать из нее слишком много клоунов мы, к сожалению, не можем себе позволить: они все должны получать зарплату, а мы ограничены в средствах… Мы принципиально заняли позицию, что «Больничные клоуны» — это работа, и мы требуем от сотрудников определенного профессионального соответствия. Значит, мы должны за это платить людям зарплату. Бескорыстное доброделание — это прекрасно, но цена непрофессиональной ошибки очень высока.

— На какие средства вы существуете?

— На пожертвования от обычных людей и спонсорскую помощь нескольких крупных неравнодушных компаний, которые нам удалось убедить в необходимости того, что мы делаем.

— А в чем преимущественное отличие для лечебного процесса именно клоуна-профессионала?

— В профессиональной больничной клоунаде есть ответственность. Мы официально ходим в клиники, у нас с ними заключены договора, прописаны требования, которые мы должны соблюдать. У детей, которые проходят лечение от онкологических заболеваний, в нейрохирургии, в других сложных отделениях, часто понижен иммунитет и очень важно, чтобы мы были привиты. Как от сезонных заболеваний, так и вообще от всех возможных. Мы несем за это ответственность. Плюс мы еще несем ответственность за то, как клоун себя ведет, насколько он деликатен.

— У вас есть какие-то свои внутренние и внешние правила?

— У нас есть свои протоколы и кодекс поведения. Например, клоун не может войти в палату без разрешения пациента. Это важно. Во-первых, ребенок может бояться. Во-вторых, он может просто не хотеть. Это тоже нормально. Мы должны понимать, что приходим не для того, чтобы что-то навязать больному ребёнку и заставить его улыбнуться: «У нас отчет… Пожалуйста, улыбнись, и тогда мы уйдем. Пять улыбок — план выполнен». Нет, наша задача сделать так, чтобы ребенку было комфортно. И клоун — единственный человек в больнице, которому ребенок может сказать «нет». Врачу ты не можешь сказать «нет» — не хочу уколов, не буду попу подставлять. Укол — надо. А клоуну ты впервые за все время лечения можешь сказать «нет».

— Работаете громоотводом накопившегося негатива?

— У нас есть такая игра, когда клоун становится пациентом, а ребенок врачом. И он может на клоуне выместить какое-то накопившееся недовольство, агрессию по отношению к бескомпромиссному медицинскому персоналу. И это, кстати, очень помогает потом коммуникации ребенка с врачом, потому что вся стрессовая история в отношениях врача и ребенка, весь конфликт переносится сюда — в игру — и там снимается. Так же снимается и стресс, который возникает между ребенком и родителем. Ведь ребенок, особенно маленький, не понимает, что это не родитель ему капельницу прицепил и заставляет ездить с ней везде, а так надо для того, чтобы он выздоровел. Ребенок вообще часто не понимает, что это тут все вокруг него вообще устроили — зачем-то создают ему проблемы на ровном месте.

— Вы работаете только в палатах? До каких больничных «пределов» вас допускают?

— Иногда по запросу врача клоуны посещают какие-то процедуры. Когда у ребенка она болезненная и ребенок хочет, чтобы с ним был кто-то, то клоун допускается, чтобы его отвлечь. Бывали даже случаи, когда клоуны сопровождали ребенка в операционную — и тот был рядом до того момента, как подействует наркоз.

Ребенку очень помогает, если клоун уже знаком ему и вызывает доверие. Поэтому так важна регулярность наших выходов. Мы должны раз-два в неделю появляться в каждом отделении — именно для того, чтобы ребенок привыкал, больше шел на контакт.

— Кто-то контролирует клоунов с профессиональной точки зрения?

— У нас проводятся супервизии — контрольные просмотры. Это когда наш арт-директор, скажем так, главный клоун, выходит вместе с ребятами, которые сейчас работают, и смотрит за ними. Это не экзамен, но это возможность скорректировать ошибки, увидеть слабые и сильные стороны актеров. Это делается для того, чтобы наша работа была более эффективной.

— Опять прозвучало слово «эффективность». В начале разговора вы упоминали некие исследования. Есть ли какая-то статистика, говорящая об этой эффективности в каких-то реальных цифрах?

— Свое, отечественное исследование мы только готовим. Но есть международное исследование, которое показывает 89 % эффективности по субъективным факторам. Это оценки людей, которые получали данную помощь — детей, их родителей и врачей. В этом же исследовании пытались выявить и объективный эффект, который составил примерно 21 %. Здесь речь идет не об ощущениях, а о том, что мы реально видим: больничный клоун не приходил — был такой-то эффект от лекарств, а когда он начал приходить — эффект вырос. 21 % — это очень неплохо для истории, которая напрямую на организм вроде как не должна влиять. Ведь никогда не знаешь, где даже 1 % окажется необходимым.

— А вы можете привести какой-то пример из своей практики вот такой эффективности, своего какого-то клоунского «чуда»?

— Таких историй довольно много, но мне больше всего нравится одна — про чайку. Однажды наша клоунесса попала на процедуры, когда девочке делали очень болезненные медицинские манипуляции. И было неясно, что делать: слушать, как кричит ребенок, жутко, а выйти из кабинета уже нельзя, собственно, она для этого здесь и находилась, чтобы отвлечь. И девушка пошла на достаточно опасную импровизацию — стала ходить вокруг кровати и отвечать вскриками на крик девочки. Получилось, что она, вскидывая руки, летает вокруг и кричит, как чайка над выпавшим из гнезда птенцом. Да, достаточно странная импровизация, но девочка замолчала и стала следить за ней. Через месяц отец девочки подошел к нашей клоунесе и сказал, что теперь его дочь не кричит ни на одной процедуре, легче их переносит, каждый раз вспоминая о чайке

Такие истории не всегда можно отследить, но иногда какие-то вещи западают достаточно глубоко на психологическом уровне, и это оказывает уже длительную поддержку, а не сиюминутную. Это явно тот эпизод, который девочка будет вспоминать в сложные моменты на протяжении всей жизни. Такие примеры заставляют думать, что вся эта история, которой мы занимаемся, не просто полезна, а жизненно важна для кого-то. И это двигает нас вперед!